Девочка и война

В оккупированном Витебске

О своей семье Лидия Александровна вспоминает с особой теплотой. Ее дед участвовал в русско-турецкой войне и за взятие Шипки получил участок земли в Сенненском районе. Родители, поженившись, поселились в Витебске на улице Гуторовской (сейчас это район проспекта Людникова). На месте современных многоэтажек был частный сектор, на Витьбе работала мельница, а у местных жителей было несколько коровьих стад.

– Папа, Александр Фурман, работал на железной дороге, старший брат Володя учился у Пэна, я хорошо помню, как в 1937 году художник погиб, – рассказывает Лидия Александровна. – Счастливое лето 1941-го оборвалось в одночасье.

Витебск начали бомбить в первые дни войны. Город горел не только из-за немецких снарядов, поступил приказ ничего не оставлять врагу, поджигали то, что не успевали вывезти. Пламя перебрасывалось на другие здания.

– В больнице на улице Больничной (сейчас Горовца) на окнах были решетки. Когда она загорелась, многим не удалось выбраться. Погибали в огне дети, которых родители запирали в домах, – говорит собеседница. – Помню нашу соседку, которая пережила войну и после освобождения ходила по пепелищу и звала своих детей, сошла с ума от горя. На улицах валялись товары из разрушенных магазинов. Люди подбирали их. А брат Михаил ходил к книжному, собирал разбросанные возле магазина энциклопедии…

Немцы заняли город 11 июля. Чтобы в Германию не угнали старшего сына, отец устроил его работать на железную дорогу. Кроме того, 17-летний Володя ходил учиться к часовому мастеру. Мало кто знал, что ученик передает часовщику сведения о передвижении по железной дороге немецких составов. Тот, в свою очередь, сообщал об этом подпольщикам.

– Помню, иду на Смоленский рынок, навстречу наш сосед, Евгений Волчок. Веселый, смеется… А через пару дней вижу его уже на виселице с Лидой Березкиной – ее подпольная группа действовала в районе улицы Замковой, – рассказывает собеседница. – Наблюдали мы из-за горки, как водили на расстрел в овраг возле Витьбы.

Вскоре даже дети могли узнать по звуку, какой летит самолет, различали снаряды. Однажды в дом Фурманов попала зажигательная бомба. Семья укрылась в выкопанном бункере, куда вместе с людьми наперегонки бежали поросенок и собака. Испуганную корову мать смогла вытолкать к реке. Их дом сгорел дотла. Зато уцелел соседний, хозяева которого эвакуировались. Его и перенесли на свой фундамент, решив рассчитаться с соседями после войны.

Тайна «дуршлагов»

– Вскоре и нам сказали отправляться на вокзал, железнодорожников вывозили в последнюю очередь, – рассказывает Лидия Александровна. – Нас погрузили в товарные вагоны и куда-то повезли. На первой остановке мы узнали, что доехали до Минска.

В следующий раз остановились возле здания, к которому шел коридор, ограниченный колючей проволокой. Фашисты дали команду раздеваться. В то время ходил тиф, которого они очень боялись, и люди решили, что их будут мыть. В странной комнате, куда отправили голых пленников, под потолком виднелись устройства, похожие на дуршлаги, пол был скользким. Маленькой Лиде на лоб поставили печать и собирались остричь волосы. Но ей вдруг показалось, что без волос она будет похожа на сумасшедшую, и девочка схватилась за чуб и закричала. Так громко, что немец не выдержал, дал подзатыльник и позволил убежать. По какой-то указке всем велели одеваться. Люди так и не помылись, поехали дальше.

Уже потом, после освобождения, Володя увидел то самое место по телевизору, позвал сестер и брата. Оказывается, пленники побывали в крематории. Через «дуршлаги» в потолке подавали газ, а скользкий пол раздвигался, роняя трупы на вагонетку, увозившую их в печь. Как выяснилось, на железную дорогу в Австрию понадобилась рабочая сила, чудом спасшихся повезли дальше.

– Ночь были в дороге, а утром нам сказали выходить с вещами, – вспоминает Лидия Александровна. – Мы оказались у подножия гор. Нас отвезли на карантин, поселили в вагонах. Кормили похлебкой из нечищеных картошки и брюквы. Иногда пассажиры проходивших мимо поездов жалели нас, бросали из окон хлеб. Однажды повезло словить булочку и мне. И меня чуть не затоптали из-за нее. Но я булочку не отдала, понесла больной маме.

«Мы хотим домой»

После карантина взрослых стали возить на работу в Филлах, а детей и стариков оставляли в лагере. К тому моменту союзники бомбили Австрию. Во время одной из бомбежек погибло 9 заключенных, среди них была и Анна Фурман, мама Лидии. Режим в лагере был уже не таким строгим, на похороны семью отпустили. Девочка и после не раз бегала на мамину могилу, однажды едва не погибла: на кладбище ее застал артналет.

Их освобождали американцы, на машинах отвозили в расположение советских войск. И узнав, что семья потеряла мать, союзники предложили отцу не возвращаться в разрушенный Витебск, а поехать в Америку. Но вся семья была единодушной: «Мы хотим домой».

В Витебск ехали смело. Они не стали героями, но не были и предателями. Несмотря на это, побывавшим в фашистском лагере очень сложно было устроиться на работу, подпольная деятельность Володи тоже нигде не была зафиксирована.

Надо было как-то выживать, и в 16 лет Лида пошла работать. Сначала на обувную фабрику. Девушка от голода теряла сознание, поэтому работала не на конвейере. А когда открылась инфекционная больница, перешла трудиться туда. Сначала раздатчицей, потом сестрой-хозяйкой, санитаркой, младшей медсестрой. Общий ее стаж составил 53 года.

До сих пор Лидия Александровна жалеет, что не съездила на мамину могилу. Сначала не было средств, а потом, когда захоронения пленных перенесли под общий монумент, появилось странное ощущение, будто это и вовсе не мамина могила.

Сейчас из большой некогда семьи Фурман осталась одна Лидия. Она хранит память о своих родных: фотографии родителей, рисунки брата Володи, стихи сестры Анны. И до сих пор повторяет трем дочерям, восьмерым внукам и десятерым правнукам: «Берегите мир. Это самое дорогое, что может быть».

Виктория ДАШКЕВИЧ
Фото автора