Позвал меня из смерти в жизнь…
Эпизод, о котором пойдет речь, может показаться кому-то не столь значительным в летописи Великой Отечественной войны. Но точно не пережившим его лично. Впрочем, пускай читатель сам определит, стоит ли внимания история о том, как автор этих строк чудом остался жив после знакомства с передовым оружием фашистских ядерщиков.
Недолет Фау-2
Начало второй половины XX столетия. Последние майские дни. Экспресс Москва – Берлин замедляет ход по тому самому мосту, пролеты которого врезались мне в память еще в апреле 1945-го. Почти месяц маячили они в 150–200 метрах справа, пока войска 1-го Белорусского фронта готовились к форсированию Одера. Но не мост сейчас главный мой интерес, а то, что увижу в утренней дымке в 100–150 метрах слева.
Тогда там, на высоком крутом берегу, шумели могучие сосны. Огромные деревья в считаные секунды превратились в труху на моих глазах. А сама река от дьявольской силы удара, казалось, вздыбилась и готова была повернуть течение вспять.
И не стоял бы я сейчас у окошка вагона, если бы не позвал меня в последний миг заместитель комвзвода старший сержант Федор Гонтарев.
Я был на связи, сидя у аппарата в маленькой землянке, врытой в склон оврага. На крик Гонтарева выскочил из укрытия под оглушительный взрыв. Нас обоих отбросило в сторону как пушинки. Землянку сровняло с землей. Останься я в ней, раздавило бы словно букашку. Выходит, сослуживец позвал меня из смерти в жизнь, за что ему огромное солдатское спасибо.
А вот сосны погибли. Но спасли тогда жизни не сотен, а тысяч наших бойцов и командиров, скопившихся на понтонной переправе. Не осталось ничего и от батареи 45-миллиметровых орудий, занимавших огневую позицию вверху над нами, между соснами. У нас с Гонтаревым из носа и ушей текла кровь. Мы даже не слышали друг друга.
По-хорошему, надо было направиться в медсанбат или хотя бы поискать санинструктора. Но боевая обстановка диктовала свое. Гонтарев бросился решать оперативные задачи, мне же пришлось собирать в клочья порванный кабель, что-то мудрить с телефонным аппаратом и давать на переправу связь. Зато теперь ни на час, ни на минуту не забываю о последствиях той контузии…
Дьявольской силой, едва не отправившей меня в мир иной, была ракета Фау-2, сработанная фашистскими ядерщиками к концу войны. Она представляла собой крылатую ракету, наводимую на цель с самолета-носителя. Это действительно было оружие нового поколения, на которое Гитлер возлагал большие надежды. К счастью, тогда ракета буквально сотни метров не дотянула до переправы, где скопилась масса живой силы и боевой техники. Она взорвалась, зацепившись за вершины могучих деревьев. А если бы не зацепилась?..
Страшно подумать о последствиях для наступающих частей. Но в любом случае они двигались бы вперед и только вперед. Ведь конечная цель войны – всадить штык в горло фашистской гидре в ее собственной берлоге – Берлин уже маячил на горизонте. И теперь ничто не могло остановить ни наши полки и дивизии, ни отдельного бойца.
Победа советского солдата
По этому поводу мне всегда вспоминается еще один жуткий эпизод. На подступах к Одеру. Мы с младшим сержантом Иваном Шиком тянули тогда связь на передовой наблюдательный пункт. Обгоняя наступающие цепи стрелков, видим, что один из бойцов замедляет шаг и вот-вот упадет, но упорно двигается вперед, неся собственные внутренности, вывалившиеся из располосованного живота, в руках. Бедолага делает очередной шаг, еще один – и падает головой вперед. Вот так-то…
Здесь, пусть извинит меня читатель, должен забежать вперед. Сделать это меня заставляет несмолкающая молва о том, что нацистскую Германию, дескать, победили-то американцы. Так вот послушайте, адепты этой версии. От родного Славгорода (тогдашнего Пропойска) до Берлина и даже дальше я, рядовой 64-й стрелковой Могилевской ордена Суворова дивизии, на брюхе прополз с катушкой кабеля за спиной и телефонным аппаратом в зубах. И на всем этом огромном пространстве не видел ни одного американца, англичанина, вообще иностранца в одних с нами блиндажах и окопах, в атакующих наших частях. Ни одного. Слышите: ни одного! А кто их видел, пусть отзовется. Будет интересно его послушать…
Поезд уже подходил к перрону франкфуртского вокзала, а я все никак не мог отделаться от нахлынувших воспоминаний даже и тогда, когда на пересыльном пункте под расписку знакомился с правилами поведения советского офицера за рубежом, изложенными в секретном приказе министра обороны СССР (номер, к сожалению, сейчас не припомню). Так вот этим документом нам запрещалось практически всё. Как в том анекдоте о приеме в КПСС грузина, не чуждого определенных вредных привычек, не совместимых с высоким званием коммуниста.
– Ну а если партия потребует отдать за Родину жизнь? – спрашивают напоследок у кандидата.
– Отдам не задумываясь, – отвечает он. – Зачем мне такой жизнь?!
Для нас же жизнь была очень важна. Не столько для нас, политработников, сколько для десятков молодых парней, которые вскоре оказались в моем подчинении. И стали меня называть пафосно «комиссар», хотя должность у меня всего-навсего замполит подразделения. Такую штатную единицу ввели в далекие годы, еще в период моей учебы. И весь выпуск Горьковского военно-политического училища имени М.В. Фрунзе в 1951 году, равно как и других подобных училищ, направлялся прежде всего в войска, дислоцированные за рубежом. Меня назначили замполитом одной из батарей 128-го гвардейского пушечного артиллерийского полка 57-й гвардейской Новобугской дивизии, в которой я прослужил до конца 1956 года.
Павел ЕРОШЕНКО, полковник в отставке, лауреат премии Союза журналистов СССР
Фото из личного архива автора и открытых интернет-источников
