«Театром надо жить»

• – В одном из интервью вы сказали, что не согласились бы сменить свой театр, даже если бы речь шла о мировом центре оперной культуры. Потому что для вас важно не где, а как?

– Важно что, как и для чего – петь то, что волнует, клокочет внутри, чем хочется поделиться со зрителем. Мне очень повезло: не выходя из зоны комфорта, оставаясь дома в кругу семьи, могу исполнять интересные для себя партии, создавать образы и получать творческое и моральное удовлетворение. Мне не нужно ничего для этого менять. Другое дело – гастроли. Они заставляют более пристально взглянуть на то, что делаешь, художественно обогащают. Окунаешься в работу с новыми партнерами, режиссерами, дирижерами. И этот опыт идет в твою творческую копилку.

Сила убеждения

• – Что важнее в опере: техника или эмоциональность?

– Во время спектакля о технике вообще нельзя думать. Мы ведь не задаемся вопросом, как в драматическом театре произносят слова. Так и техникой вокальной надо уметь свободно пользоваться. Да, у нас другая специфика: мы не говорим, а поем. Это наш язык, и, выходя на сцену, мы не должны задумываться, как взять высокую ноту или спеть фразу. Нужно сосредоточиться на художественном смысле: что мы хотим донести, какие переживания. Любой текст, и музыкальный в том числе, – записанная на бумагу эмоция. Без нее кому это все нужно?..

• – Когда идет работа над ролью, что сложнее – технику довести до автоматизма или в образ вжиться?

– Почувствовать глубину прочтения самой роли, понять, как раскрыть характер персонажа, гораздо труднее.

• – Вы играете разноплановых героев: от благородного князя Игоря Святославовича и светского денди Онегина до подлеца Скарпиа в «Тоске». Как удается помирить себя с отрицательными персонажами?

– Этого как раз делать не нужно. Есть такая расхожая фраза: задача искусства – не оставить равнодушным. На мой взгляд, артисты на сцене должны показывать людям пороки, отрицательные черты, которые мешают обществу, и обличать их. Мне кажется, что наша задача – сделать мир лучше.

• – Какого героя играть проще?

– Отрицательного. Положительный по роли хороший, добавить что-то свое, какую-то эмоцию сложно. А «плохие» герои, как и в литературе, в опере ярко выписаны. С таким материалом работать интересней. Каждый раз примеряешь на себя образ, размышляешь: до каких еще глубин подлости мог бы опуститься этот персонаж. Словно экспериментируешь над ним. Поэтому и одна из моих самых ярких ролей – Скарпиа в «Тоске».

• – А какой персонаж дался труднее всего?

– Очень сложно было работать над Риголетто, Макбетом. Причем как в вокальном, так и в драматургическом и психологическом плане.

• – Не получались образы?

– Дело в том, что не могу просто изображать героя, мне нужно его характер пропустить через себя, почувствовать то, что чувствовал бы он. Знаете, это как сила убеждения. Вот, допустим, летом поем «Богему» Пуччини. Играем сцену, где нам холодно. В зале жарко, на мне костюм, сверху пальто. Стою, и меня буквально колотит. Причем не изображаю, мне правда очень холодно. У оперного исполнения есть своя загадочная составляющая, которая живет здесь и сейчас, пока звучит эта нота, пока идет спектакль. Только так можно увлечь зрителя. Он уйдет из театра, и у него внутри еще будет клокотать – вот что главное.

Белорусский – это звучит

• – Вы поете партии на разных языках. Вы все их знаете?

– Артист обязательно должен понимать, о чем поет. Иначе текст будет звучать как тарабарщина. Плюс надо учиться применять язык к вокалу. В моем багаже есть итальянский и немецкий. Когда работал над ролями Моралеса и Эскамильо в «Кармен», Валентино в «Фаусте», языка не знал – оперы написаны на французском. Однако мне повезло, со мной занимался друг – русскоговорящий француз. Очень важно петь так, чтобы слова были понятны и самому себе, и зрителю. Да, конечно, если это не родной язык, будет определенный акцент, и тем не менее…

• – Вы первым исполнили главные партии в премьерах опер белорусских композиторов. Как звучат арии на белорусском?

– Замечательно. Он у меня стоит на своем каком-то отдельном пьедестале. Если сравнивать с русским, то белорусский язык требует от исполнителя более объемной, плотной подачи. Лично мои ассоциации: голос становится как глобус, как что-то такое фундаментальное. Это абсолютно другие ощущения. У нас идут две постановки на белорусском – «Дикая охота короля Стаха» и «Седая легенда». Но еще существует камерный вокальный репертуар – романсы, песни на белорусском языке. Это тоже с большим удовольствием делаю.

Искусство vs культурный фастфуд?

• – В словах великого Пуччини о трех основных законах театра на первом месте – заинтересовать, и лишь потом – поразить и растрогать. Как это сделать – привлечь в оперу обычного человека?

– Например, начать с рекламы. Сегодня нам активно предлагают стиральные порошки и прочие товары, мы разбираемся в чем угодно. Кроме духовного. Жалко и обидно. Информационный повод для главных ценностей должен быть. На мой взгляд, культура, наука, образование – часть идеологии. Нужно сместить акценты в ее сторону. Пока же масс­медиа больше работают с коммерческим уклоном. В целом формирование нашего этнического запроса и самовыражения сегодня настроено несколько не на тот лад. Чтобы человек понимал, что должен быть духовной и высокоразвитой личностью, ему это надо доказывать и, если хотите, – навязывать. Как те же стиральные порошки рекламируемой марки.

• – Есть ощущение, что в современных реалиях высокое искусство теряет позиции?

– Беда в том, что многие люди разучились тратить себя, свое время на познание чего-то высокохудожественного. Вся информация – в смартфоне. Думаю, мы давно перестали быть самой читающей нацией. Не хочу показаться брюзжащим стариком (улыбается), но мне кажется, общество и молодежь отклонились в сторону более простого пути. Это как готовить еду из набора свежих продуктов или предпочесть готовый гамбургер. Вот сейчас появляются такие «культурные гамбургеры». И в искусстве, и в жизни. Многие идут в профессию только потому, что хотят зарабатывать. В выборе превалирует финансовая составляющая.

• – А ваша позиция?

– Считаю, что человек должен заниматься своим делом не потому, что ему за это платят, а потому, что он не может им не заниматься. Для меня так. По-другому себя не представляю. Театром надо жить.

Наталья КОВАЛЕВА
Фото Степана ТЮШКЕВИЧА